— Спасибо, что приснилась.
— Спасибо, что живой.
— Твой лик, как Божья милость
средь рати затяжной.
— Спасибо, что мне снишься.
— Спасибо, что, дыша,
во сне моем ты мчишься,
и слышен вновь твой шаг…
— Спасибо, что мне пишешь.
— Тебе – за то, что ждешь.
Не плачь же, тише, тише…
— Ведь… ты же не умрешь?..
— Конечно нет, родная.
— Ты все еще живой?
— Покамест ты живая,
и снишься мне порой…
Ты прости, о, прости! Но придётся всерьез оставить
то, что строил так долго, и то, на что уповал;
пусть и, Господом дарена, смуты душевной заверть
воскрепляла меня, покуда я умирал.
Ты прости, о, прости! Да почто говорить мне это?
То, что строил так долго, истлело в один миг.
пусть и, Господом дарена, смуты душевной мета
превратилась в протяжный, от горя смятенный крик.
Я пишу, невзирая. Право, все ещё с чистым чувством.
Перевернуто все и уходит, как сон, вдаль.
Мир другой, и пропитан грядой безрассудств он;
я смотрел на него — и помалу, увы, увядал.
Ты меня извини. Но пришлось отпустить вожжи.
И не вожжи тоже. Ибо взгляд твой меня мертвил;
так как слово твоё враз доводит сердца до дрожи,
но меня, может то и доводит, но от злой,
непростой любви.
И на этом все. Мне так больно сказать про это.
Прощевай! О! Ты слышишь, родная? Прощай!..
Пусть сей стих отголоском пройдется плачевным где-то,
что-то светлое между слезами прощанья ища.
Я помню день: от жизни изнурённый,
Улицезрел я твой прелестный взгляд.
И я, от глаз лазурных ослеплённый,
Не знал: что чернотой неосквернённый,
Грядущий миг — в нём чувства воскричат.
Я помню день: от жизни малосильный,
Улицезрел я твой прелестный лик.
В тот день, неинтересный и предзимний,
Меня очаровал твой смех умильный;
Я помню этот день, я помню этот миг.
И вот прошли секунды и мгновенья,
А я все помню твой чудесный взор.
И живо вновь во мне сердцебиенье,
И весело тех чувствий дуновенье,
Что силою своей — мне сущий приговор!
Зачем тебе холодная зима?
Не холодно ль тебе от речи полной льда,
Что ты провозглашаешь предо мною?
Придет весна.
Другая вместе с ней.
А ты все это время будешь жить зимою,
И станет жизнь того, кто будет жить тобою,
Невыносимо томной.
Глухой зимы грустней.