Стихи

Я отдам!

Я отдам свое сердце великой России.
И меня не прельстит ничего!
ни награды, ни рай, ни величья мирские;
лишь нетленные очи отчизны святыя,
где царит чистоты торжество!


Я отдам свою душу великому Богу
и покаюсь наивно в грехах.
И окутает взором Бог высь синеооку;
Он ответит мне ветром, изгнавши тревогу,
превративши её в чёрный прах.


А творенья свои я отдам россиянам,
и не капли не стану жалеть.
Молодым, жизнерадостным, крепким и рьяным!
Дабы те, прочитав мои вирши землянам,
русским словом развеяли мреть!

Исповедь. К Богу

Я словом и раню, и грею, грешен покуда.
Мне мало что можно менять; и я оттого смертен.
И черт с ним: кажись, отдохну на распятье;
                                                      оттуда
мне легче добраться до истин земной тверди.


Зачем в эмпиреи?.. Успею я, право, хирея,
истраченный многим, восстать и взлететь Иудой;
прости меня, Боже, за всё. Мне чужда юдоль
                                                  фарисея,
но им я останусь, вестимо, порочен покуда.


Я ем оголтелых тел сущность, напротив меня стоящих;
иной я в тебе, Господь, но, знать, не в сём
                                                    тленном мире.
Прости меня, Боже, за всё. И в пороке
                                                 погрязших вяще,
от слов ставших выше, от лжи, правда, ставших шире.


Порою мне хочется, крест поносив, кануть оземь.
Прислушаться; уразуметь, что все, что днесь есмь — канет
в Лету. А может, в прохладную, серую осень,
и после, весной, возлетит, яко ангел, и вечностью станет.


Мне легче добраться до истин земной тверди,
покуда я грешен по сути, поколе я словом едок.
Мне мало что можно менять;
                                     и я оттого смертен.
Не дай же, Всевышний, мне словом убить
                                               напоследок.

Выхожу один я в чисто поле...

Выхожу один я в чисто поле.

Ветер свеж. Привет, Россия-мать!

Церковь горестно искрит вдали, оттоле

Божий свет не престаёт сиять.


Я пройду немного по дороге

Меж колосьев ржи, воспомня сны,

И подумаю о Родине и Боге

И о нежных таинствах судьбы.


Я дойду до церкви еле-еле.

Мне останется плясать да звонко петь.

Я родился здесь, любил, рыдал и верил.

Так позволь, Всевышний, здесь и умереть.

L'impuissance

L'impuissance, точнее — бессилие перед гуртом
других, слабоволие. Главное заблуждение существа
под названием человек, что просыпается
                                                  сонно утром
и не понимает своего предназначения,
                                 прямо говоря, — естества.
Панурговым стадом движет безвольная
                                               ограниченность,
скорее — самоограничение, мнение о том,
что оно движется по верному вектору;
                                                обезличенность
порождает неимоверное желание
                                        откладывать на потом
жизнь, точнее — индивидуальность,
                        точнее — главную жизни ценность,
заглушенную желанием слыть как все
                                        (именно слыть),
обрекая себя не на смерть, скорее — на бренность,
из которой лишь может вытечь дешёвая прыть,
связанная с сонмом ценностей, скорей —
                                                 с поклоненьем
панургисту, контролирующему всё сознанье толпы,
если сказать менее резко — того поколенья,
что на вольность довольно от непониманья скупы,
ибо осознание невольности приходит нередко
                                                      в старость,
с достаточным эмпирическим опытом и
                                       остаточным мнением о
своей жизни, прожитой, кажись, зря. Ибо для жизни
                                                         осталось
больше секунды, то есть — вечность, но
                            для палого почти оземь — зело
мало. Поражение мышления от страха другого
                                             миропониманья —
тезис нашего времени. Антитезис удобряет
                                       почву для сильных дум.
Тезис порождает развитие патологий,
                                  по типу мнимого почитанья,
но никак не питает уверенность, ядро которой —
                                                человеческий ум.

Верса к народу России

Возголоси, народ нетленный,
своим глаголом жгучим! Пой
Господним гласом упоенным
в период рати мировой!


Язык идей неубиенных!
Ты, изнурённ и синеок,
Декаду виждь побед военных
И славь изызнова свой рок!


Возвысь же мир Всевышним данный
И возгорись святым огнём!
Восстанет дух России славной,
И исть воспламенится в нём!

Зачем память?..

Господи, не запомни меня таким! — возглаголю;
каким? — грешным, порочным; я каюсь в грехах
и пытаюсь память стереть, очернённый вволю,
и начать житие сызнова, воскрепившись в словах.


Память возвращает в прошлое, давая возможность
поступить иначе, инако говоря, изменить
восприятие и понимание; но вот в чем главная сложность:
не всегда просто понять и найти Господню нить


посреди черных нитей сладких реминисценций,
заставляющих опять идти по окаянному пути.
Взаперти сложно понять суть квинтэссенций,
сказанных в Слове: путь — прельстителен, как ни крути;


взаперти от истины, изгоняя юркую память,
дабы tabula rasa и всё — и греха словно нет,
но память дана, чтобы грех познавать и наметь
в душе очищать, почитая Господний завет.

Намедни

Перо взял я в руки намедни: как помнится мне — осенесь,
и крылся я, словно сыпью, словами пространными весь,
          высокими и не очень:
          порою даже обсцентными,
          и кряду я клял поэзы,
          пока их не возжелал;
          но я воспевал поэзию
          не водкою и не центами:
          писал я, погрязши в мге 
          сим Бога я познавал.

Перо взял я в руки недавно: как помнится мне — осенесь,
пишу я, надеюсь, что складно; доныне, лиричней — доднесь.
          Душа моя вся в поэтизме,
          точней — в треволнении,
          и рифмою сердце поёт,
          отдаваясь мечтам.
          Поэт я! — воскликну.
          И в легком от крика смятении,
          отдамся, как прежде,
          великим и милым стихам!

Глас согбенного

Глас согбенного не восслышит никто. Ибо
он вопиет, но глушится пустозвучием либо
безразличием, связанным с сонмом чувствий
немых людей или силою их отсутствий.
Глас согбенного как деталь в тексте, кою,
может, заметят, но гордо сровнят со строкою,
как светанье, меркнущее перед тоскою, еже
дхает, поговаривая слова унынья, все те же,
все снова и Слово сие — самоубиение: свыше
нет знака — люди молчат, и посреди тиши
глас согбенного не восслышит никто. В мрети
для него места нет: мир жесток, в круговерти
погрязая по локоть или, может, по горло —
неужели всё злое и падшее Велее стёрло?
...мне никто не ответит: однако с нетленным окрасом
я восслышу ответы тяжелым согбенного гласом.

Возглас (поэма)

Россию вызволит грядущих лет величье;
они к нам мчат стремительно, как ветер перемен.
Конец придет столетию измен,
и враг покажет истинно обличье.
Двуглавием своим стращаешь всех врагов,
о, царственный орёл, ты взором светишь ясным,
как и времёнам подлым и ненастным,
ты смотришь им в лицо спокон веков.

Глаза исколешь острым клювом мести,
за взвод лихих, несломленных солдат,
что плотью умерли, но стоя возле врат
на небесах, остались взводом чести.
И ворог прав – без Бога мы никто,
знать, в этом наша правота и наша слава.
Москва доныне светит златоглава.
Всё потому, что Бог за нами где-то высоко.

Идёт к зиме всё. Млеет томно осень.
Войска, чай, на подъеме, но борьба идёт давно,
и огненных идей веретено
ещё стремится вверх, не ниспадая оземь.
Душа скулит и заставляет выть,
солдаты – лучшие из нас, ведь за границей
идут сраженья злые вереницей,
но выбрал Век Руси грядущей гридь.

Эх! Трудный поединок днесь пылает!
Противу нас толпа нехитрых, гадких тлей!
Зачем им умерщвлять простых людей?
Им Бог воздаст, ведь истину он знает.
Противно сим мирам, когда, Россия вер
с колен вмиг поднимается, от тлена воспрядая,
восстанет от ярма Русь светлая, святая,
очистится от зла, тлетворности, химер!

О, Русь! Поныне верящая в Бога!
Прекрасней, вековечней и красивей нет тебя!
Пускай не внемлет раненая тля:
она духовно и душевно исстари небога!
Россия, разумей! Великая доднесь,
ты символ чистоты, и стати превеликой!
Не прячь же своего баского лика!
Вся правда спрятана в России, где-то здесь!..

...И только сербы не виляют от реалий.
А остальные, как илоты, вместе все,
живя не в золотой, но крепкой, знать, узде
едят лишь только то, что им и дали.
Заокеанский супротивник наш же слеп,
ему не видно то, что человечно,
и изречение его и тленно, и невечно,
и замысел его давно Земле не леп.

Солдат, драгой! Я вопию, послушай!
Безмерно я встревожен миром сложным сим!
О, Господи, прошу! Героев упаси
и награди их долей наилучшей!
Солдат, драгой! Ты ратуешь со злом
и нечистью массивной и пернатой,
жрецов своих приславшей к нам в пенаты:
с невольных паном – Запада орлом.

Могучий кметь! Архангел за спиною
незомь твой путь соделает простым.
Молись перед иконами святым!
Они излечат душу светлостью благою!
Молитве не страшны ни зимний кидь,
ни голос неприятелей дрянных, ни грозны рати.
Руси во имя! Господа для-ради
воспрянь в своих идеях, русский гридь!

Смотри вперёд, не поддаваясь мыслям,
и ныне, и в грядущем – никогда.
Всегда с тобою сердцем мы. Всегда,
молясь невинно, веруем и мыслим.
В нелёгкие минуты воскрепясь,
сдержи глас горечи, но не истлей душою,
не стань сухим, воюя за межою,
и стань сильней того, кем слыл вчерась.

При всем том положении тяжелом,
возможно, сей зимой, возможно, летом сим
венок лавров наденет Херувим
на ваши головы, при жизни с ореолом...
Раденье о России – сё ваш великий рок!
Народ гордится вами, ибо сущность ваша – иста,
велика и чиста, небренна и лучиста!
Нас ждет победа! Да! Наступит срок!


Я слышу звень: лихая рать ярится.
Бороться врукопашь с срамной ордой!
И, озарившись ратию святой,
Стоять горой, хлестая окраинца!
Незомь корят, что отродясь ты – росс!
Взойдут в лазурной выси наши зори!
Злотворный враг повержен станет вскоре,
кой, как сорняк, на русских землях взрос!

Но вражий устен плод коварен, право!
Гораздый омертвлять России вольной стать,
он склонен подсознанье изъедать,
и соблазнять на грех порочно и лукаво...
Дотлеет пошлый враг, как лживый клеветник!
признавший деньги лучшей из религий,
кой мнит, что он крамольник и толикий:
взаправду – заурядный еретик!

Изышла из России вырусь. В преисподней
горел огнём новейших лет восход.
И дерзких оказался изречений плод
гораздо полей, горче, прелей, вздорней...
И долгие года мы слышим крик Иуд,
понявших, что Россия ниже всяких выплат.
На что России ренегатов выплод?
Господь их наказал, свершив над ними суд.

Предателю не внять судьбе России:
днесь брезжит ярко Запада закат.
Тлетворный проиграет ренегат:
Возголосят народные витии!
Где ядом, речью полною тщеты
вы голосите, порицатели Отчизны?
Иудство вам дороже всякой жизни
и русской невесомой чистоты?

Нелепых глоссолаллий пустословных
невмочь издревле внять дрянной язык!
Сие – не речи, лишь нахальный зык
идей иных: как Запад – бездуховных.
Брать злотый от панов: вот это честь!
Винить того, кто Богу мил и предан,
и Бога самого за ними следом!
Но есть ли в этом правда? Знамо, несть!

Традиции раскаты вновь горланят!
О, кинь ты Русь, порочный аггел тьмы!
В нас дух великоросский. Мы
те самые, кого каноны, исцеляя, манят!
Бесславие... очистит от него нас русский Бог!
Аминь! Закончу я молитву эмпиреям,
ведь враг гнилой, тихонечко хирея,
сотлеет светлым днём, как Западный зарок!

Дамоклов меч – прекрасная из казней.
Настанет день, и будет бес казнён:
враз прах идей его зароют в чернозём
и страхи станут паче велегласней...
Зиждитель вероломности – злой дух,
Не помнящий, что высподи – паляще,
Не смог стерпеть России леденящей
Господню власть – и огнь его потух.

Наш ворог волит парадиз неисполнимый,
где мы, великороссы станем падать ниц.
Но волим мы возвидеть сонм счастливых лиц,
и оттого мы явим мир, Землею зримый.
И нам, как святороссам, нет важней Руси;
и нечего клониться перед огненной гееной –
декады миротворцы мы военной,
ведь защищаем гордо ценности свои.

Закат России внове не застигнем,
напротив, узрим русскости рассвет –
светание средь хмари, и отцвет
порочных мет, разимых русским гриднем!
Оракулы столетия сего,
мы, ересью охвачены всеместно.
И что же дальше – Богу лишь известно.
Но нам не вникнуть в помыслы Его...

Я возжелал давно, всё дабы сталось ладом,
но лишь ценой искоренения опор
жестоких искони, что душат до сих пор
народы, поколенья где-то с нами рядом...
О, лицезрим мы инфернальный век,
но чаю – святорусской время правды!
Запишем же торжественные клятвы
В скрижали великодержавных славных вех!

(комплексная редакция поэмы
«Светанье средь хмари», 08-09 октября 2023 г.)

Нет, это не смерть: наверно, простая усталость...

Нет, это не смерть: наверно, простая усталость
и доводов малость; изрядно ещё мне осталось,
я чаю, я знаю. Нет поводов мыслить иначе, ведь ночи
бессонные — следствие вечных исканий, стараний.         
                                                          Впрочем,
нелепо глаголить о том, в чем сомнений немало:
извечные поиски, вечные думы — не исты нимало,
в них много лганья, ослеплений, сплетений
                                           ответов нелёгких,
вопросов на них наводящих, приводящих
                                             к парезу лёгких.
Исканья — исчадия мысли, в кой ценности вовсе нету.
Зачем каждый вечер в выси, исполненной звёзд,
                                                  ждать комету?..
Встречать новый день, покуда заря на исходе,
без задней мысли о том, что завтра наступит навроде
разруха в воззреньи, исполненном чёрного пепла.
И пусть. Ничего, сё — не жгучесть бесплотного пекла,
не смерть, не изумье. Наверно, лишь тени оных,
отчасти раздутых субстратом летас воронёных.